Ярость неба [= Не все вернутся] - Сергей Зверев

Редко встретится волчий или лисий след. Там, где снега поменьше, в осинник ходят питаться корой лоси, оставляя после себя глубокие оплывающие лунки. Им наперерез тянутся под пологом леса цепочки заячьих следов, вычерчивая замысловатые стежки и петли. Не боятся беляки ни глухой еловой чащи, ни могучих пихтачей на водоразделах, ни густых молодых березняков по берегам небольших таежных речек. А иногда их следы выводят на опушку, туда, где за тройным периметром колючей проволоки располагается зона строгого режима.

«Колючка» окружает огромную территорию площадью в несколько десятков гектаров. Тянули ее давно, еще в сталинские времена. Да и сам лагерь имеет солидную историю. Здесь есть много объектов: лесопильный завод, деревообделочный цех, несколько столярных цехов, котельная, кузнечный цех, автомастерская, гаражи, гигантский склад леса. Тут лежат тысячи стволов, ожидая своего часа, когда отправятся на лесопилку или к ближайшей товарной станции. Близко это, впрочем, только по местным меркам – от «строгача» до железнодорожного разъезда Усть-Прохоровка без малого двести километров...

А еще на территории зоны есть бараки. Много бараков, стоящих по краю и в центре, старых и относительно новых, деревянных и сложенных из белого силикатного кирпича. В них, разделенные на отряды, живут осужденные – у большинства, как пел Высоцкий, «срока огромные».

А жизнь тут тяжелая. На то она и зона строгого режима. Работа самая что ни на есть потогонная, еда скудная, возможностей получить посылку с воли раз-два и обчелся. А если добавить сюда еще и тот факт, что в последнее время настоящий блатной закон по сути превратился в пустой звук и на многих зонах держат банк самые настоящие отморозки, тогда становится понятно, в каких условиях приходится обитать обычному зэку.

На этой зоне, правда, есть какой-никакой смотрящий, не в законе, но вполне авторитетный блатарь Трифон, однако реальной власти он почти не имеет. Так, отвоевал своему бараку право работать на льготных условиях, с молчаливого согласия «хозяина» получает с воли продукты и водку, держит около себя обслугу – «шнырей» и двух мрачного вида телохранителей, разводит мелкие «непонятки» в своем отряде, да вот, пожалуй, что и все. Остальные права смотрящего здорово усечены. В других отрядах и бараках власть Трифона чисто номинальная. Там правят свои князьки и «калифы на час», для которых не существует вообще никаких установлений и законов, кроме одного-единственного права – права сильного.

В одном из таких бараков отбывает заключение Михаил Родных, осужденный на восемь лет лишения свободы за убийство двух мирных чеченцев. Правда, на самом деле эти чеченцы были совсем не мирные – Ястреб знал, как в свое время они воевали с нашими федеральными войсками. А вот после Хасавюрта бывшие бородатые боевики сразу превратились в мирных граждан независимой Ичкерии. Попробуй только тронь такого гражданина – сразу сядешь на много лет. Как это и произошло с Родных.

Он встретил их в Пятигорске, в обычном баре. Они подошли к нему сами, сытые и довольные жизнью. Нагло улыбаясь, без разрешения сели за столик, где сидел Родных со своей девушкой. «Здравствуй, командир. Узнаешь?» Ястреб кивнул. Как не узнать этих двух уродов, которых он лично захватывал полтора года назад во время рейда под Ачхой-Мартаном? Их передали в местную комендатуру – у «спецов» не было времени валандаться со всяким сбродом. Они еще должны были быть благодарны Родных за то, что он не приказал расстрелять их на месте. Уроды вполне это заслужили – позволили себе жахнуть из гранатомета по федеральной колонне. И хоть никого не убили, но повредили один грузовик. «Видим, что ты хорошо живешь. Ешь, пьешь, красивую девушку имеешь. А про войну и не думаешь? Про тех, кого убил, искалечил? Так, командир?» Родных невозмутимо доел порцию салата оливье, допил пиво из высокого бокала, вытер губы салфеткой, закурил. Выдохнул дым в лицо ближнему чеченцу, сказал: «Я все помню». – «Мы тоже память не потеряли. А потому поговорить с тобой хотим. Как у нас принято». Тут только Родных заметил, что и справа, и слева за столиками вольготно расположились лица кавказской национальности. Точнее сказать, чеченской – их Родных научился мгновенно отличать от других здешних народов по ряду внешних признаков. Обложили, так сказать... «Мы сейчас тебя убьем, – задушевно говорил один из чеченцев, ковыряясь спичкой в зубах. – А потом твою девушку поимеем». Родных никак не реагировал. Ситуация была не очень серьезной – Родных мог, что называется, одной левой разбросать в сторону всю эту сволочь и гордо, обнимая за талию свою красавицу, пройти к выходу, как ковбой из вестерна. Но мешало другое – ощущение, что если он сейчас начнет ответную акцию, то не выдержит и может забить этих уродов, безжалостно раздавить, как каких-нибудь омерзительных гадов. Есть и еще один нюанс – сектор обзора у него не очень широкий, то, что происходит сзади, он не видит. Нельзя исключить, что там притаилось еще с полдюжины этих гавриков, вооруженных до зубов. Родных медленно поднялся из-за стола, стараясь не провоцировать чеченцев на немедленную агрессию. Нужно было хотя бы приблизительно оценить опасность. Но ему не дали этого сделать. Справа и слева к его столику метнулись чеченцы, девушка вскочила, но ее тут же повалили на пол, стали пинать. И вот именно в этот момент Родных потерял контроль над собой... Когда он пришел в себя, то увидел вокруг поверженные, скрюченные тела. Кто-то лежал без движения, кто-то еле-еле шевелил руками и ногами, пытаясь подняться. В результате оказалось, что двоим из всей банды Родных «нанес увечья, несовместимые с жизнью». Бар, как выяснилось, держала пятигорская чеченская группировка. Поэтому сразу нашлись свидетели, утверждающие, что именно Родных напал и собственноручно искалечил нескольких мирных жителей, чинно отдыхающих в баре. Поскольку Михаил Родных был известен как крутой спецназовец, лично взявший в плен несколько десятков «чехов», никто и не подумал усомниться в правдивости показаний свидетелей. И Родных получил на полную катушку...

В бараке, где поселился Родных, властвует Чухонец – крепкий тридцатилетний бандит с тупым лицом, звериной жестокостью и самыми примитивными представлениями о жизни. Чухонец сел на пятнадцать лет, как главарь вооруженной банды рэкетиров, на счету которой числилось семь трупов. Все они были жертвами вымогательств.

Чухонец терпеть не может бывшего спецназовца, которого тут прозвали Десантом. Впрочем, какой же лидер смирится с существованием в своей вотчине сильного независимого человека, потенциального конкурента? А если этот конкурент отказывается признавать все тюремное общежитие, на сегодняшний день лишенное даже призрачного подобия воровского закона? Тогда такой человек вдвойне опасен.

С первого же дня, когда Родных только появился в бараке, где властвовал Чухонец, десантника постарались сломать. Но он не купился на примитивные уловки, сразу же продемонстрировал несколько крутых приемов, чуть не забив на месте одного из подчиненных Чухонца. Это подействовало. От него отстали. И Родных сохранил полную независимость. Благо на зонах такой стиль поведения вполне приемлем – была раньше даже такая (правда, весьма редкая) масть – «один на льдине».

Родных прилежно соблюдает правила этой масти: ни с кем почти не общается, не играет в карты, зато выполняет свою работу (а валить лес – это не пол подметать) очень качественно – так, что их бригаде проставляют зачеты в основном благодаря Десанту. Зэки его уважают. Кажется, так можно существовать и дальше. Одно плохо. Чухонец – человек мстительный. Он затаил ненависть и при первой возможности попытается свалить ненавистного Десанта...